Всем нам будет сложно привыкнуть говорить о Евгении Павловиче в прошедшем времени. Это тяжело… Он никогда не хотел, чтобы на его похоронах лились бессмысленные слёзы. Но как без них… Теперь мы больше никогда не услышим ставший уже привычным кашель вместо приветствия при телефонном звонке от него.
Отец прожил очень насыщенную жизнь. Простой парень из рабочей семьи, который пробился на вершину общественно-политической жизни Даугавпилса и Латвии. Человек непререкаемого авторитета, широчайше эрудированный и крайне интеллигентный.
От нас ушел человек-эпоха, человек-глыба. Но самое главное, мы потеряли просто человека. Человека с большой буквы. Друзья называли его «маленький Геракл». Маленький — ну, все мы знаем, почему. А Геракл — не только и не столько за физическую силу, а за те человеческие качества, которыми он обладал.
Его отличали образцовая честность, непоколебимая верность, необыкновенное достоинство, безграничное самообладание и беззаветная преданность своим идеалам, своему делу, своему слову. Самопожертвование было для него основным смыслом существования. Отец никогда не делил личное и общественное. Ни время, ни силы, ни деньги… Для него не существовало слов «не могу» и «не хочу», для него было только слово «надо».
Евгений Павлович был честолюбивым человеком, но при этом абсолютным бессребреником. Его честолюбие носило настолько лёгкий и непринуждённый характер, что всегда превращалось в тему для шуток. А его бескорыстие и скромность выражались в особой форме аскетизма — папа так и не научился жить для себя… А практически неприличная скромность не позволяла ему просить помощи, даже от меня.
Компромисс — слово, которое было ему путеводной звездой. Немыслимо даже представить такую ситуацию, в которой было бы невозможно с ним о чём-либо договориться. Но при этом Палыча невозможно было переубедить, о его упёртости слагали легенды.
Поразительное великодушие, ещё одна черта отца. Он умел прощать. Пожалуй, единственное, что он не мог простить, это предательство. Но он был человеком, у которого никогда не было врагов. А ещё он всегда с бесконечным уважением относился к людям, даже к своим оппонентам, невзирая ни на какие внешние факторы.
В ряду достоинств Евгения Павловича, наверно, не так много места для слова «любовь». Но папа всегда любил жизнь и любил жить. Любовь эта была особенной, тихой, не такой, как все её привыкли проявлять или ощущать. Но я точно знаю, что отец любил людей, любил свою семью, своих друзей. Любил так, как умел, но всегда в полную силу.
Быть может, проявлений этой любви иногда не хватало нам, его семье, его жене, его сыновьям. Но такова цена жизни ради того, чтобы сделать этот мир лучше.
Я горжусь своим отцом. Я горжусь тем, что я был ему не только сыном, но и другом. Мне только жаль, что слишком мало поводов для гордости я давал ему в ответ. И жаль, что мне не удалось ещё раз вернуть его к жизни…
Об отце, о Евгении Павловиче Дроботе, можно говорить бесконечно. Уже было сказано много хороших, тёплых и правильных слов и будет сказано ещё немало. Таких людей мало. Таких людей больше не делают…
Я хотел бы закончить словами, которые он всегда повторял: Память нужна не мёртвым — память нужна живым. И я верю, что всем нам вместе удастся не потерять все то, что отец сохранил и создал, что он смог вложить в нас.
Спасибо папа!
Виталий Дробот
P.S. Мы проводили Евгения Павловича под звуки его любимой музыки, «Романса» из сюиты «Метель», Георгия Свиридова. Но его жизнь совершенно точно иллюстрирует совсем другая композиция Свиридова — «Время, вперёд!», зазвучавшая после.
18.08.1946-27.06.2021