История, Культура, Образование

Зоны риска. При смене системы ценностей надо менять и методику преподавания языка, считает доктор педагогики Маргарита Гаврилина

На протяжении последних трех столетий в Латвии, несмотря на идеологические режимы и политические баталии, всегда относительно мирно сосуществовали два языка общения: латышский и русский, второй по распространенности. Тесное соседство двух языков, конечно, накладывало на них свой отпечаток. Например, в России приезжего из Прибалтики без труда опознавали по характерному построению фраз, интонации и своеобразным речевым оборотам.

Об особенностях развития современного русского языка в Латвии, отношении к изучению русского языка учащихся школ и вузов журналу «Русский мир.ru» рассказывает доктор педагогики, профессор факультета педагогики, психологии и искусства Латвийского университета Маргарита Анатольевна Гаврилина.

— Маргарита Анатольевна, вы — автор более чем 60 научных публикаций, посвященных проблемам освоения русского языка в школах, а также учебников русского языка и методических пособий для учителей начальной и основной школы. С чем связана специфика преподавания русского языка именно в Латвии?

— В отличие от России, где ребенок живет в монолингвальной языковой среде, наш латвийский ребенок из русскоязычной семьи с первых же лет жизни активно включается в двуязычие. В школе с первого класса он учится на двух языках. Это непросто и, конечно, требует особых подходов в обучении. В принципе, я поддерживаю раннее обучение языкам, считаю, что уже трехлетний ребенок способен успешно развиваться не только в родном, но и во втором, третьем языках. Но самый главный вопрос здесь методический: как грамотно помочь ребенку в этом нелегком деле? Время меняется, меняются система ценностей, среда, в которой ребенок живет, в том числе и речевая среда, значит, должна меняться и методика обучения языкам. Думаю, у нас в этой сфере еще много нерешенных проблем.

— И как, к примеру, латвийская речевая среда влияет на русский язык?

— Безусловно, билингвальность отражается и на нас с вами, и на наших детях. Я провела несколько исследований, в ходе которых меня интересовал вопрос становления речевой личности ребенка в билингвальной среде. Что происходит с его речью в условиях двуязычия, как он развивается как первичная (русская) речевая личность? Что при этом происходит с его вторичной (латышской) речевой личностью? Как две эти личности уживаются в сознании ребенка? Каковы плюсы и минусы от их взаимодействия? Результаты исследований оказались не очень утешительными.

— Так все у нас в Латвии плохо?

— То, что сегодня происходит с речью наших учеников, это во многом результат не только школьного образования. Причин несколько. С ними сталкиваются и наши коллеги в России, с которыми я тесно сотрудничаю в своей научной деятельности. Наша общая — и главная — проблема в речевом развитии детей состоит в том, что качественная, нормированная, стилистически богатая речь для современных детей не является ценностью. А то, что для ребенка, да и для взрослого человека, не ценно, тому он и не уделяет должного внимания.

— Ну, в Латвии-то русский язык изначально объявлен второстепенным и не имеющим здесь вообще никакого статуса. Даже при приеме на работу запрещено требовать у соискателей знание русского языка, я уж не говорю о запрете на таблички с наименованиями улиц или организаций на русском языке…

— Да, эта ситуация, конечно, тоже способствует тому, что сегодня многие родители считают, что ребенку прежде всего необходим латышский язык, чтобы он мог продолжить образование в вузе, устроиться на работу и интегрироваться в стране. Но все равно это — вторично. Наши ребята рассуждают так: а зачем мне учить грамматику, если есть редактор в «Ворде», который сам исправит все ошибки? Такое отношение привело к катастрофическому снижению грамотности письменной речи ребят. Например, о том, насколько увеличилось количество орфографических и пунктуационных ошибок в письменной речи учеников, свидетельствует следующий факт: десять-двадцать лет назад при проверке и оценке письменной работы ученика снижали отметку за каждую констатированную ошибку. Теперь же нередко все ошибки, допущенные на одно орфографическое или пунктуационное правило, суммируют и при оценивании считают за одну ошибку.

Фото: Предоставлено автором

Более тридцати лет Маргарита Гаврилина открывает студентам в Латвии Русский мир через русский язык

 

Кроме того, когда я анализирую письменные тексты своих студентов — а именно по ним прежде всего можно судить о развитии речевой личности человека, — то вижу удивительную вещь: в текстах современных молодых людей практически нет содержания. И это тоже не только наша проблема, это отмечают и российские коллеги. Сегодня школьники, студенты с удовольствием пишут разного рода эссе, где надо высказать отношение к чему-либо. Анализ эссе показывает, что очень часто это не тексты в принятом смысле этого слова, а плохо организованный поток сознания.

Крайне сложно ребятам даются тексты, в которых необходимо аргументированно изложить свою точку зрения. Они абсолютно не умеют аргументировать.

Более того, современные школьники и студенты чаще всего не создают тексты, они их составляют. Это объясняется, вероятно, их «клиповым мышлением», склонностью к плагиату. Ученики предпочитают высказать не свою мысль, а скопировать чужую — чаще всего в Интернете. Эту склонность «успешно» поддерживают многочисленные рефераты, которые ученики постоянно «пишут» при изучении разных учебных предметов в школе.

Еще одна причина, существенно тормозящая успешное развитие речевой личности ребенка, состоит в том, что многие современные дети начинают поздно читать, читают мало, а в поле их читательских интересов часто попадает второсортная литература. Но ведь известно: успех орфографической грамотности напрямую связан с тем, когда ребенок начал читать и много ли он читает. Есть понятие «орфографическая зоркость»: сто раз увидел в тексте какое-то слово — автоматически запомнил, как оно пишется. Эта причина тоже не специфическая, не латвийская, это проблема нашего времени.

— Но в Латвии у детей и возможностей меньше для чтения, да и список литературы им дают в урезанном виде.

— Не соглашусь с вами. Списки литературы для чтения наши учителя составляют вполне продуманно. Но это же не гарантия, что ребенок это все прочтет! Как было бы замечательно, если бы мама, папа, бабушка, увидев предложенный учителем список книг для чтения, ввели в практику ежевечернее домашнее чтение с чаепитием в кругу семьи. Но, увы, это сейчас большая редкость…

— Есть такое понятие — «речевой идеал». Где современные школьники его могут слышать?

— Современный школьник сегодня пользуется тремя речевыми поведениями: дома — «домашним языком», то есть принятой системой общения в семье; в кругу друзей, в том числе в чатах, — языком сленга и жаргона; на уроках он вынужден использовать литературный язык. По сути, русский речевой идеал ребенок сегодня слышит в школе, прежде всего на уроках русского языка и литературы, иногда в семье. Но дело в том, что наш ребенок живет в пространстве некоторого противоречия, конфликта: с одной стороны, учитель русского языка старается привить ему чувство языковой нормы, желание точно, ярко выражать свои мысли, а с другой — окружающая речевая среда за пределами школы далека от этого речевого идеала, она пестрит многочисленными речевыми ошибками, стилистически бедна, синтаксически элементарна. Эта противоречивость языковой ситуации, или «языковой вкус эпохи», несомненно, приводит к отчуждению учеников от нормированного языка, упрощению своего речевого поведения.

— Маргарита Анатольевна, но ведь язык улицы существовал во все времена, что сейчас-то изменилось?

— В принципе, так было всегда. Но сегодня, во-первых, слишком глубоки различия между этими речевыми поведениями, а, во-вторых, разговорная норма, безусловно, преобладает над литературной в речевом поведении ребят во всех ситуациях общения. Это хорошо заметно при анализе письменных текстов школьников, где разговорный синтаксис речи часто доминирует над литературным. Девиз современного общения можно сформулировать так: за более короткое время с помощью более короткой фразы передать как можно больше информации. Классический прагматизм!

И еще я часто замечаю в среде наших молодых людей, особенно среди выпускников школ, речевой эгоцентризм. Ученик, студент с удовольствием говорит сам, занимает все коммуникативное пространство, но не готов и не хочет слушать других. Культура слушания у современного школьника очень слабо развита, хотя именно в процессе слушания мы можем почерпнуть красивые фразы, интересные словосочетания, чтобы затем уместно использовать их в своей речи.

— На русскоязычных латвийских радио- и телеканалах журналисты и даже дикторы нередко допускают ошибки в произношении некоторых слов, хотя раньше они считались эталоном правильной речи. Вы это тоже отмечаете?

— Конечно! И опять же, я думаю, потому, что литературный русский язык в Латвии перестал быть ценностью не только среди учащихся, но и в обществе в целом, в том числе и в масс-медиа. Знаете, мне кажется, средства массовой информации сегодня практически не выполняют образовательную функцию, на смену пришли развлекательная и информирующая функции, которые, к сожалению, не требуют грамотного оформления мысли.

— Как, на ваш взгляд, нормы и правила латышского языка влияют на русскую речь наших детей?

— Влияют существенно. Это мы с вами, взрослые люди, понимаем, что в русском языке частицу не с глаголами надо писать отдельно, а в латышском языке — слитно. У ученика младших классов есть понятие о языке, но нет отчетливого понимания того, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Иначе говоря — нельзя правила родного языка применять в другом языке. Ребенок узнал правило — и начал везде его использовать.

В русском и латышском языках есть «зоны риска» — их достаточно много, — с которыми ребенку нелегко справиться. Смотрите, при записи даты на уроке латышского языка после порядкового числительного ученик обязательно должен поставить точку, а на уроке русского языка эту точку ставить не надо. Безусловно, ошибки здесь неизбежны, без них не обойтись.

Более того, уже в первом классе ребенок параллельно осваивает две азбуки, две системы письма — кириллицу и латиницу. Наш ребенок — гений. Понимаете, он — гений, потому что это ему все-таки удается! Да, безусловно, ошибки здесь неизбежны, без них не обойтись. И вот что интересно: русский ребенок осваивает знаки препинания одновременно и в родном языке, и в латышском — в отличие от орфографии, в пунктуации у нас как раз много общего. То есть два раза ребята изучают одну и ту же систему и при этом — абсолютная пунктуационная безграмотность. О чем это говорит? Об отсутствии понятий. При билингвальной модели образования времени хватает только на ознакомление с нормами грамматики на родном языке, но не на их закрепление. Отсюда и плачевный результат.

— Какой выход вы видите?

— Навязываемые сегодня школам пропорции участия латышского языка в русском образовании — 60 на 40, 80 на 20 процентов — не имеют никакого отношения ни к школе, ни к образованию. Это политика. А когда в образование в школе вмешивается политика, педагогика и методика заканчиваются. Единственный выход в наших нынешних реалиях — учителя русского и латышского языков должны очень тесно сотрудничать, потому что их педагогические усилия направлены на одного и того же ребенка. Если на уроке латышского языка о каком-то явлении или языковой норме ребята узнают раньше, чем на уроке русского языка, то ничего хорошего из этого не получится. Потому что путь познания один: сначала необходимо сформировать понятие — а оно лучше всего формируется на родном языке, — а затем познакомиться с тем, как это понятие работает в других языках. У нас есть школы, где учителя двух языков очень продуктивно сотрудничают: отслеживают тематическое планирование, обсуждают друг с другом ошибки, которые появляются в русской речи ребят под влиянием латышского языка или в их латышской речи под влиянием русского языка. Советуются, как эту проблему решить, где следует «подстелить соломку». Например, даже такая простая вещь, как формы обращения к учителю. К русской учительнице необходимо обращаться по имени-отчеству, а к учительнице латышского языка — «сколотая» (учительница). Но наши дети, как правило, эти нормы с легкостью не соблюдают и на уроке русского языка могут обратиться к учителю со словами: «Учительница, повторите, пожалуйста, задание!» Бывает, даже студенты университета так же обращаются ко мне: «Преподаватель!»

— Ваша реакция?

— Я всегда поправляю. Задача учителя терпеливо объяснить ученику все тонкости речевого поведения, причем это надо делать на уроках как русского, так и латышского языка.

— Но, например, среди русскоязычных жителей Латвии уже давно стало привычным делом, когда они не расслышали или не поняли обращенного к ним вопроса, переспрашивать: «Что, пожалуйста?» Это чисто латышская речевая форма, тем не менее русские ее охотно приняли. Но в этом есть что-то даже позитивное.

— Нет, это совершенно не соответствует правилам русского речевого этикета, это, несомненно, речевая ошибка, потому что по-русски так не говорят. Позитивно? Может быть, в плане коммуникации такая форма кажется уважительной, но нормой не является.

— Русские Латвии в разговорной речи, даже этого не замечая, широко используют латышские слова, называя самоуправление «пашвалдибой», удостоверение «аплиецибой», пропуск «цаурлайде» и т.д. Как «сколотая» Гаврилина к этому явлению относится?

— Мы подобные вольности обязательно исправляем. Но на уроках русского языка и литературы наши ребята «латышизмы» не употребляют, они понимают, чего ждет от них учитель, и стараются вести себя в соответствии с требованиями. Учителя постоянно убеждают ребят в том, что надо бережно относиться к родному языку, не только сохранять его, но и совершенствоваться в родном языке. Совершенно очевидно и доказано научно, что чем глубже развивается речевая личность человека в родном языке, тем легче он осваивает другие языки.

— Почему в России быстро распознают приезжих из Прибалтики, даже если они — русские? Мы ударение в словах часто ставим как в латышском языке?

— Дело не в ударении, а в интонации фразы. Поскольку мы каждодневно общаемся с людьми другой культуры, носителями другого языка, то, как это и принято в таких ситуациях, мы стараемся четче произносить окончания в словах, продумываем строение фраз, поскольку понимаем, что наш собеседник говорит и думает на другом языке. И с годами мы привыкаем к такому речевому поведению. Второе — конечно, мы практически не знакомы с особенностями разговорной речи, со сленгом россиян, часто не можем расшифровать аббревиатуры, которые постоянно рождаются в России… К тому же у нас немного иная экспрессия речи, более спокойная. Так прибалтийские русские становятся иностранцами…

— Маргарита Анатольевна, вы уже более тридцати лет преподаете русский язык студентам в Латвии. Что изменилось за эти годы?

— Я читаю студентам сравнительную грамматику русского и латышского языков, психологию, стилистику русского языка, открываю им Русский мир через русский язык. Я никогда не преподаю язык вне культуры, потому что считаю, что язык, культура и личность — три понятия, которые лежат в основе методики обучения языку. О чем бы мы ни говорили, даже о деепричастных и причастных оборотах, мы делаем это только в культурном контексте. Но проблема в том, что сегодня стало очень сложно включать этот культурный контекст в содержание лекций и семинаров. К сожалению, ответной реакции, желания вступить в диалог, понимания ценностей русской культуры, увы, у многих студентов нет. О русской культуре у большинства из них сложилось лишь некое представление, часто неверное. В лучшем случае только к середине семестра мне удается заинтересовать их идеей о том, что язык и культура народа неразрывно связаны, что слово — это не просто сумма звуков или морфем. Это прежде всего архетип культуры народа, то, в чем выражены чаяния народа, его мышление, история. Печально, что ребятам стало скучно слушать интересные вещи о русской культуре и истории. Семь-десять лет назад студенты с удовольствием и интересом записывались на курс «Психология контрастивного языка» («Русский мир через русский язык»), сейчас же легче воспринимают курс «Сравнительная грамматика русского и латышского языков». Абсолютная математика, чистая прагматика! Но студенты готовы сидеть четыре занятия подряд и сравнивать морфемы в словах двух языков. С удовольствием!

Не скажу, что интерес к русскому языку среди студентов исчез. Он остался прежним, но носит сугубо прагматичный характер. На мои лекции и семинары по русскому языку ходят будущие врачи, юристы, экономисты, психологи… Ходят потому, что прекрасно понимают, что русский язык в их профессии будет им необходим. Это и есть сегодня главная мотивация — прагматизм.

Алла Березовская

https://rusmir.media/2015/04/01/metodika?fbclid=IwAR2qfnTU2I94XfSGH5bGCxUY3VXhhYMbD9GWAsqre5uO_n_hJ3Ms4aFJqaw